Я провёл летний сезон на Чукотке после второго курса Московского Педа в составе экспедиции из 2-х человек, где был лаборантом, а руководителем - П. С. Томкович, известнейший орнитолог, крупнейший специалист нашей страны (да и мира) по куликам, старший научный сотрудник Зоомузея МГУ. Цель экспедиции - изучение гнездовой биологии большого песочника (Calidris tenuirostris), гнездовой ареал которого целиком лежит в пределах нашей страны. Гнездится этот кулик в горах северо-востока, от Станового и Верхоянского хребтов на северо-восток до Чукотки, а зимует в Северной Австралии. Австралия - богатая страна, и именно правительство Австралийского Союза финансирует программы по изучению фауны страны-континента, причём не только размножающейся, но и пребывающей на её территории в течение годового цикла. Всего на Чукотку по программе изучения большого песочника было организовано три экспедиции три года подряд в гнездовой сезон. Я принял участие во второй. Было мне тогда 19 лет.
Дорога. Москва-Анадырь. Ил-62. Когда летишь с запада на восток - теряешь время. То есть, прилетаешь на место, и "автоматически" прибавляется примерно столько же времени, сколько длился полёт. Летел 9 часов, а прошло на самом деле 18. Зато, когда летишь обратно, время как бы останавливается, и прилетаешь примерно в то же время, в которое улетал. Улетали из Москвы 11 мая. Народу в салоне совсем немного, много свободных мест, можно даже лечь на трёх сиденьях. В европейской части России была затяжная весна, снег более или менее стаял лишь во второй половине апреля, и к 11-му мая только-только зазеленела травка и вылезли первые листочки. Пейзаж под крылом самолёта в общем буро-зелёный. По прошествии часов пяти мы летели где-то над Якутией. Внизу рассеялись облака и стало видно землю. Хотя это надо было просто знать, что это была земля, ибо белый искрящейся снег принципиально не отличался от плотной пелены облаков. Всё под чистым белым снегом, намёка на какие-то там проталины практически нет, лишь чернеют уступы скал. И ещё крупные водоёмы, реки и озёра, угадываются по зеленоватому оттенку - это уже начал подтаивать лёд. Совершенно арктический пейзаж.
Приключения начались ещё до прилёта в Анадырь, столицу Чукотки, то есть в воздухе. Мы уже заходили на посадку, уже была отчётливо видна чукотская столица, грязным серо-чёрным пятном разверзшаяся посреди залитой солнцем заснеженной тундры, как вдруг воздушный лайнер, старый добрый Ил-62, сделал почтительный круг и стал опять набирать высоту, повернув, по ориентировке, куда-то на юго-запад. Что за чёрт?! Через пять минут бортпроводница объявляет: по техническим причинам самолёт совершит посадку в аэропорту Магадан. Вот те раз! До Магадана - 2 часа лёту, соответственно ещё столько же - обратно, и неизвестно, сколько ещё мы там проторчим. А у нас всё расписано: буквально через пару-тройку часов по прилёту у нас рейс на Марково. Нам, правда, нужно было ещё получить груз из багажного отделения, стальной 40 кг ящик, отправленный из Москвы двумя неделями раньше. В общем, в аэропорту Магадана мы прокантовались почти 12 часов, до места назначения нас доставили, конечно, бесплатно, но Марковский рейс, понятно, улетел, как и многие другие, на которые стремились многие пассажиры нашего рейса. В Магадане поразила весьма тёмная ночь для этих широт в это время года. Из трёх основных версий, объясняющих, что же за бардак случился, осталась одна: прилетели какие-то американские VIP-персоны с Аляски, и все рейсы, прилёты и отлёты, были задержаны в лучших советских традициях. Вот вам демократическое общество и светлый путь построения капитализма в отдельно взятой Российской стране. И пришлось нам целую неделю ждать следующего рейса, коротая время в аэропортовской гостинице. А когда пришло время... испортилась погода, а в аэропорту Марково вскрыли взлётно-посадочную полосу, ибо она стала таять и раскисать, и самолётные рейсы отменили недели на две. Мы потеряли ещё два дня. Ценнейшее время начала прилёта птиц было упущено. Я сам стал нервничать, но ценную мысль высказал наш сосед по номеру, диспетчер из аэропорта посёлка Эгвекинот: на севере надо уметь ждать...
Не то, чтобы мы провели эти 9 дней в Анадыре совсем уж впустую. Каждый день ходили с Томковичем на довольно интересные орнитологические экскурсии в сторону Анадырского лимана, где расположена аэропортовская свалка. В районе Анадыря - зональная кустарничковая тундра, равнина, но недалеко от города - известная сопка Дионисий, а с севера к Анадырскому лиману подступает небольшой горный массив с вершиной Мария, более 1000 м н. у. м. Горы пологие. Интересно наблюдать за таянием снега в тундре. Кстати, о погоде. Когда мы прилетели в Анадырь утром 13-го, было -30, но на солнце был явный плюс, потому что таял снег и лёд. В общем, примерно как в Москве в начале марта. И пока мы там находились, среднедневная температура перевалила за 00. Ездили разок в посёлок Угольные Копи, "Угольки" (в районе Анадыря тогда ещё добывали уголь, правда, невысокого качества; добывают ли сейчас - не уверен). Ужасные трущобы посреди голой тундры, обшарпанные дома, типичные для рабочих посёлков, проседающие над тающей каждую весну вечной мерзлотой, а если дом довольно длинный - фундамент и крыша его приобретают вид нисходящей синусоиды. Я уж не говорю про затопленные подвалы. Какие там сваи! Много брошенных домов.
Наш 4-х местный номер в гостинице превратился в своеобразный мини-зал ожидания для людей, летящих в Марково. Догадываетесь, наверное, что северные мужики - народ суровый, но с юмором и в целом добродушный. В общем, посиделки с ними требуют или большой выдержки, или большого здоровья (не в смысле конфликтов, а в смысле возлияний), а лучше - и того, и другого. Пару слов о ценах на Чукотке в тот период. Всё в среднем дороже, чем в Москве, в 2-3 раза. Водка - в три раза, хлеб - раза в 2, а вот местная рыба дешевле, но ненамного. Анадырь вообще считался тогда (а может, и сейчас) самым дорогим городом России. Однако в магазинах, особенно в глубинке, тогда оставалось ещё довольно много старых просроченных товаров, иногда ещё советского периода, но часто вполне ещё пригодных к употреблению, например, тушёнка или крем от комаров. Так вот они как раз намного дешевле, а иногда вообще стоят копейки.
И вот, наконец, 23-го мая мы летим в Марково на вертолёте Ми-8, народу в который набилось сверх всякой нормы. Ноги мои с трудом поместились на мешке с картошкой, доставляемой, очевидно, "с материка". Дело в том, что в Марково картошка в нормальные лета вызревает, по крайней мере "сорокадневка", а в Анадыре - извините. Вообще, забегая вперёд, Марково называют Чукотским Крымом, и в данном случае получалось как бы в Тулу со своим самоваром. Погода отличная, небольшой плюс, всё тает, но этого "всего" столько, что сверху как-то особенно и незаметно. Где-то в середине пути, над рекой Танюрер, которая уже вскрылась, наша турбовинтовая машина стала резко терять высоту. И теперь вы, наверное, поймёте моё состояние, потому я, конечно, не трус, но я боюсь... Из сознания выскакивают, как тонущий из воды, обрывки мыслей: всё, перегрузили, допутешествовался, детей не успел оставить, и вот заплачет мать-старушка, шансов выжить во вскрывшейся реке - ноль, даже если (теоретически), разбив иллюминатор, из салона мы успеем выскочить, даже если (теоретически в квадрате) удастся удержаться на плаву в ледяной реке с быстрым течением среди льдин, даже если (теоретически в кубе) удастся добраться и выбраться на берег (плавать-то я умею, конечно), всё равно ты, Дмитрий, подохнешь от холода за те несколько часов, пока вас найдут (опять же теоретически) и смогут отогреть... Но тут вертак перелетает реку и совершает посадку, не очень мягкую, на вертолётной площадке посреди тундры, где стоит пара 200-литровых бочек из-под горючего. Двигатели и винт работают. Из кабины вылезают два пилота и начальник Марковского аэропорта (колоритная личность, но если останавливаться и на нём, рассказ превратится в повесть), который летел вместе с нами, и говорит: "Из машины никому не выходить!" Они минут пять покурили и полезли обратно, мы быстро поднялись и полетели дальше. Традиция, что ли, у них такая здесь останавливаться?
Марково - большой по чукотским меркам посёлок на берегу Анадыря, столица, если можно так сказать, Анадырского края. Основан как село в 1649 году отрядом казаков Маркова из Якутского острога. На момент моего пребывания там было чуть менее 3 тыс. жителей (в 1997-м - 1,2 тысячи), основное занятие которых - рыболовство, охота, оленеводство, работа в животноводческом комплексе (быстро таящее стадо коров). Он более ухожен, чем "Угольки", но всё равно очень замусорен. В основном здесь - частный сектор, но есть несколько многоквартирных деревянных и каменных двухэтажных домов и даже пара блочных 5-этажек. Во время Второй Мировой войны аэропорт Марково принимал американские транспортные самолёты со стратегическим грузом, поставляемым по ленд-лизу. Это, к слову, был самый безопасный путь, ибо уж сюда-то, к чёрту на рога, не могли "дотянуться" ни Гитлер, ни японцы. Тогда американцы и построили взлётно-посадочную полосу из перфорированных стальных листов, часть которых ещё осталась, но в основном их растаскали местные жители на заборы для огородов. По поводу огородов: здесь, в континентальном климате с коротким, но довольно жарким летом, много чего растёт в открытом грунте. Про картошку я уже говорил, но также это - и лук, и редис, и салат, и укроп-петрушка, и свёкла с морковкой, и что-то ещё. Ну, а про теплицы я уж не говорю. Жили мы в балке, это такой вагончик на полозьях для оленеводов, на базе ихтиологов. А спали в кукулях - это такой мощный ватный спальник; в них мы будем спать и на месте нашей постоянной дислокации, в лагере "Балаганчик". Несколько прогулок по берегу вскрывшегося Анадыря. Представьте себе Подмосковье в середине марта после о-о-очень снежной зимы - это и будут окрестности Марково в 20-х числах мая в тот год. В пойме разлившегося Анадыря - ивово-чозениевый (чозения - это такой вид ивовых, довольно крупноствольное и быстрорастущее дерево, образующее моновидовые или в купе с ивами и тополем леса в поймах крупных рек, эндемик северо-востока Азии в пределах России; её молодые побеги имеют приятный коричневато-розовый оттенок, и весной пойменные леса принимают такой отрадный розоватый цвет) с примесью кедрового стланика лес, дальше на равнине - так называемая берингийская лесотундра, где деревья - преимущественно крупных кустарниковых форм, из карликовых берёз, ольховника, ив и кедрового стланика выше человеческого роста, и лишь отдельно стоящих лиственниц (бывают и рощицы, но мало и очень разреженные). А до гор сравнительно далеко.
В Марково мы закупали продукты. Тушёнки, говяжьей и свиной, просроченной, а потому дешёвой (а что ей сделается за 3 года?), несколько ящиков. Рыбных консервов в общей сложности ящика полтора. Ящик сгущёнки. Макарон, гречки, риса где-то килограммов по десять. Гороха и ячки килограммов по пять. Целую сумку концентратов супов в пакетах. Два ящика галет. Чай, сахар, печенье, сушки, немного каких-то конфет, северокорейский соевый соус, опять же просроченный, а потому дешёвый... Двухлитровую канистру подсолнечного масла. Хлеба буханок 20, которого нам хватило почти на месяц, даже без учёта посушенных из его остатков сухарей. Соль, спички, лаврушки и чёрного перца. Плюс нам ещё дали добрые люди полмешка картошки. В общем, неслабая образовалась даже не горка, а гора.
Прибытие. Наступило 31 мая. Наконец, мы летим в место нашей постоянной дислокации, летник "Балаганчик", опять же на Ми-8. Договориться удалось за три литровые бутылки водки и 250.000 рублей в придачу (по тем временам, что-то около 140 долларов), при том, что заказной час полёта стоил не то полтора, не то около миллиона рублей. При этом мы сначала должны доставить какой-то груз в Чуванское, маленький посёлочек километрах в 250 от Марково, а потом завезти продукты в стойбище оленеводов в горной тундре где-то на границе с Корякией. В Чуванском живут чуванцы, этническая ветвь эвенов, северного народа, живущего на северо-востоке Магаданской области и юго-западе Чукоткого АО (республики). Они в основном оленеводы и охотники; в общем, довольно спокойный и значительно менее пьющий народ, чем чукчи. Здесь маленькие деревянные, но добротные дома и высокие насыпные завалинки. Приятно пахнет лиственничным дымом. Окрестности - довольно большая река Еропол, пологие невысокие горы и лиственничная лесотундра. Снега ещё очень много, но много и проталин, а в посёлке его уже почти нет. Прямо на взлётной полосе из-под снега удалось немного полакомиться веснянкой - прошлогодней голубикой, брусникой и клюквой. А на стоянке оленеводов, в горах, снега уже почти нет. Вечерело. Весенняя тундра приобрела приятный буровато-золотистый оттенок, особенно на предзакатном солнце. Здесь мы увидели первые цветы - прострел, или сон-траву. И вот, опять часовой перелёт через снега и горы, к излучине Анадыря - стационару Балаганчик. Бурый бурлящий Анадырь с широкой поймой, большим количеством островов, поросших ивово-чозениево-тополёвыми лесами, снег, буроватый на вечернем солнце, которое уже закатилось за сопки, лиственничная тайга с кедровым стлаником в долине, выше - редеющая тайга, густые кустарники, разреженные кустарники, ещё выше - тундра, тундра лишь с "чубами" отдельно растущих кедровых стлаников и редкими торчками лиственниц. Подлетая к вертолётной площадке, вспугнули двух лосей, которые предпочли ретироваться вплавь через реку. Садиться пришлось практически в сугроб. Выгрузились мы довольно быстро, но нам предстояло ещё всё барахло около полукилометра перетаскать на себе к летнику, к нашему бунгало. По совету Томковича я сразу надел болотные сапоги и не пожалел. Особенно запомнился, конечно, первый переход. Нагрузившись, как волы, мы медленно шли гуськом, проваливались в снег, иногда по самый пояс. Обратно и в следующие заходы старались наступать в собственные следы. Второй переход тоже запомнился, потому что мы тащили 40-килограммовый железный ящик с ружьём, патронами, дробью, порохом, мышьяком для протравливания тушек птиц, ватой, спиртом и всякими другими полезностями. Он спереди, я сзади. Невероятно, но мы смогли в тот вечер перетаскать все вещи всего за три или четыре ходки. Развели костёр, сготовили ужин (не помню, что), достали и развели спирт (дрянь; он, кажется, даже не питьевой, поступает в Зоомузей по разнарядке для технических, естественно, целей, но Томкович говорит, что всегда пили; мы его всегда и пили). После ужина и выпитого спирта показалось и теплее, и веселее, и вообще эта холодная лачуга показалась самым уютным местом если не Земле, то по крайней мере на всей Чукотке и в её окрестностях.
Пару слов о нашем лагере. Основал его В. Г. Кривошеев, териолог (специалист по млекопитающим) из Магадана, из Института Биологических Проблем Севера ДВУ РАМН. Раньше он работал на кафедре зоологии нашего МПГУ, но говорят, его уволили за пьянство. Сам он занимался (он умер в 1995 году) интересной работой по изучению территориального поведения мышевидных грызунов. Он должен приехать с дочерью в начале июля (он и приехал). Итак, лагерь это: дом из фанеры и досок, разделённый на две неравные части, изнутри обитый войлоком, из средств обогрева - только печка-буржуйка; довольно большая армейская палатка для хранения продуктов; такая же по размеру палатка-баня на берегу реки с печью из 200-л бочки, оба сооружения вполне логично требуют текущего ремонта после каждой зимы; бревенчатый амбар, поднятый над землёй на уровень примерно в 2 человеческих роста на двух брёвнах (так высоко - главным образом от медведей); ящик-погреб на склоне; оборудованная костровая площадка с таганком; расчищенная вертолётная площадка примерно в полукилометре от основного лагеря. Ещё "клумба", где специально высажена пара кустов шиповника, роз (он растёт в этих местах в диком виде). Всё это посреди лиственничной тайги с кедровым стлаником. До реки метров 30 довольно крутого спуска. Где это, в смысле точки на карте? Даже на мелкомасштабной карте посмотрите на верховья Анадыря и найдите место его крутого поворота с юга на восток. Вот там-то, на его левом берегу, и находится хребет Щучий, который фактически является частью Анадырского нагорья. Здесь, в долине Анадыря, и стоит стационар "Балаганчик", названный так по имени небольшой речки, впадающей в Анадырь, правда, справа. До Марково - 120 км по реке. Собственно, географически это даже не Чукотка, а Анадырский край. Административно это - Чукотка, а ландшафт и климат больше напоминают горную континентальную Якутию. Это южнее Полярного круга, по широте где-то буквально на пару десятков километров севернее Архангельска.
Снега ещё очень много, в пойме и в предгорьях им остаётся покрыто до 70% территории. Вообще, местные жители говорят, что зима была довольно суровая и снежная. Река сильно разлилась, вода прибывает практически на глазах, острова и прибрежные отмели затоплены все или частично, баню затопило всю. Пик половодья пришёлся где-то на 4-5 июня, потом вода стала медленно спадать. Снег в тайге тает очень интенсивно, везде образуются ручьи и стекают к реке. Воду пока приходилось брать талую, снеговую, довольно противную. Лишь с середины июня, когда прошло половодье, появилась возможность брать воду непосредственно из реки, и вот она была вкусной и замечательной. Температура в лагере: 1 июня - минимальная +40, максимальная +120, далее днём - 9 июня +200, 11 июня +140, 13 июня +130, 16 июня +270, 15 июля +80, 26 июля (и это максимум за весь наш сезон) +310 ... В общем, северное, но лето как лето. При этом "внизу", в долине Анадыря, заморозков с июня по начало августа не было ни разу.
Горы. На относительно пологом склоне от реки (117 м н. у. м.) до высоты примерно 200-220 м расположена лиственничная тайга (высоты деревьев до 15-18 м) с кедровым стлаником, часто выше человеческого роста, включениями ольховника (кустарниковая ольха), берёзки Миддендорфа (очень гадкое растение, когда продираешься сквозь его дебри, простирающиеся иногда на километры). Выше, до высоты примерно 280 м, - пояс сплошного кедрового стланика с ольховником. Ещё выше, до высоты примерно 420 м, - редкие лиственницы с кедровым стлаником, папоротник, брусничники, голубичники, много болотного багульника, осоково-пушициевые участки, шикша, шиповник, камнеломки, иван-чай, куртины ивы, богатый лишайниковый покров на каменистых россыпях, ольховник в небольшом количестве. Далее - каменистые россыпи с лишайником или голые, пушица, осоки, камнеломки, папоротник, шикша, багульник, кассиопа, голубика, мытники, иван-чай, рододендроны жёлтый, лапландский и камчатский (в одном месте), красная смородина, редкостойный кедровый стланик, редкие маленькие лиственницы и в общем богатый мохово-лишайниковый покров. На небольшом плато, 505 м н. у. м., - ландшафт наподобие альпинария или бонсаи. На среднего размера рыхлой гальке буро-красного цвета (называется дресьва) практически ничего не растёт, кроме кустов кедрового стланика где-то в человеческий рост или ниже. К слову, таких мест я больше в этом районе (как, в общем, и ни в каком другом) не встречал. Это небольшое плато входит в состав пологой вершины небольшого хребта размером примерно 2,5х0,8 км, которое ещё Кривошеев назвал плато Больших Песочников. Выше идут уже довольно пологие горы, без крутых подъёмов и спусков, не считая скал, которых совсем в этих местах немного. Ландшафты, помимо уже упомянутых, разнообразятся кое-где на седловинах осоково-пушициевым кочкарником, называемом на Чукотке "дергомутником", ужасно противным фитоценозом. Представьте себе мелкие, отстоящие друг от друга сантиметрах в 20-25 кочки, покрытые мелкой осокой. Идти по нему, выворачивая ступни, - удовольствие ниже среднего, как говаривал наш школьный военрук, отставной "подпол". Правда, Томкович говорит, в зональной тундре на Чукотке эти кочки больше раза в 2 (о, ужас!). Никогда не обращали внимание на походку настоящих чукчей? А чукчанок со стройными длинными ногами видели? А почему они такие, не задумывались? Тут и приходит на ум мысль о том, что длинные стройные ноги - это прекрасно, но они не дают никаких изначальных биологических преимуществ, как и, кстати, отсутствие на ногах растительности. Ну, так в горах в среднем чем выше, тем становится меньше всякой древесной растительности, а почти везде - мохово-лишайниковая тундра с кустарничками, каменистые россыпи. Тем не менее даже на высоте 600-750 м можно набрать дров для костра из торчков одиноких корявых лиственниц и мелкого кедрового стланика. В общем, суровая северная красота. И... тишина. Вот это - настоящая девственная природа, и чтобы её загадить, потребуется... Потребуются просто люди, а сюда никто не поедет, кроме отдельных богатеньких туристов. И слава Богу! К слову, ближайшее жильё находится километрах в десяти ниже по Анадырю, в сторону Марково; это - дом метеоролога, где он живёт вдвоём с женой. Дом этот довольно хорошо видно в бинокль с горы 505 м, откуда он кажется очень ухоженным, видна параболическая антенна.
В первой половине июня снега чем выше в горы, тем больше. Первую неделю мы ходили в горы в болотниках, иногда проваливаясь по... наружные половые железы. Основная масса снега стаяла к 10-м числам июня, но в горах кое-где он ещё остался, особенно на северных склонах. Забавно наблюдать такие места в конце июня - начале июля, когда вокруг уже - в общем летний растительный аспект, а здесь растения только-только вылезли из-под снега и только зацвёл, скажем, прострел и жёлтый рододендрон. Местами в горах снег держался до августа.
В горах и погода другая. Ну, во-первых, ветер. Так, чтобы совсем, он прекращался только изредка, в особо жаркие дни. Во-вторых, температура. Если в лагере в этот день максимальная температура была, скажем, +200, то в горах, на высоте где-то 620 м, она была градусов +150, а то и меньше. Вообще максимальная "горная" t0 была в тот сезон, кажется, +23 0С. И минимальная температура зафиксирована была -30, тогда как в лагере, повторяюсь, заморозков не было вообще. Снег, правда, не выпадал ни разу, на чём и спасибо. В-третьих, туманы. Туманы и "внизу", в долине, бывают весьма неслабые, но здесь, в горах, иногда бывает так, что видишь только свои ноги и пятачок земли под ними. Это, кстати, довольно опасно, ведь можно легко заблудиться, а можно и, чего доброго, споткнуться, скажем, о камень, и полететь вниз по россыпи... К счастью, такой мощный туман был лишь раз, в третьей декаде июня. Томкович, помню, после того как мы с ним преднамеренно разошлись и условились встретиться в определённом месте, возвращаясь, начал петь. Это он очень правильно сделал, я подкорректировал его директорию в тумане, громко направив чуть левее.
И ещё пара слов о погоде. Погода разнообразная, бывали и жара (но не изнуряющая), и холод, и дожди, и... всё бывало, кроме урагана. Три раза погода портилась на 3-4 дня, и тогда моросил мелкий дождь. Вообще понятие "ливень" на Севере отсутствует. Ветры: северный - ясная, но холодная погода; восточный - пожалуй, самый ужасный, обложная облачность, холод и дожди; южный - не холодно, но несёт дожди; только юго-западный и западный ветры несли сухость и тепло с континента.
В общем, средний наш распорядок дня был следующим: утром, часов в 7, поднимался Павел Станиславович и готовил завтрак, а также занимался кое-какими другими делами. Часам к 8-ми продирал глаза я и, после утреннего туалета, подоспевал как раз к завтраку. Потом я мыл посуду, и мы собирались на дневной маршрут. С собой брали: бинокли, фотоаппараты, полевые дневники, сухой паёк, который состоял, как правило, из нескольких ирисок "Кис-кис", большой луковицы и четырёх бутербродов из серого марковского хлеба, а позже галет, с салом, которое я привёз из Москвы, по 2 на каждого, плюс пластиковая литровая бутылочка с ручкой из-под молока для воды, которую мы набирали чаще всего в лужах. Томкович брал с собой ружьё, одностволку ИЖ-17, боеприпасы: пяток патронов с "пятёркой", три-четыре патрона с "тройкой" (это дробь, чем меньше цифра, тем дробины крупнее), а два патрона с пулями у него в патронташе были всегда. На всякий случай. Хотя, говорил он, они дают лишь чувство ложной защищённости. И если, к примеру, медведь... то это его только, скорее всего, раззадорит. К счастью, пулями за весь сезон ни разу воспользоваться не пришлось. Кроме оружия и боеприпасов, Томкович брал с собой орнитологическое оборудование, специфическое и не очень: магнитофон с микрофоном, кольца, специальный зажим для колец, пластиковый штангенциркуль (пластиковый - для промеров яиц, чтобы не сломать скорлупу, а вообще им мерили и птичьи конечности), пинцет, вату (это - для подстреленных для коллекции птичек), весы с гирьками. И чаще всего шли в горы, чаще на плато Больших Песочников, с максимальной высотой 663 м н. у. м. Что мы делали там? Изучали питание больших песочников путём расстановки инсектицидных стаканов в местах их обитания, которые представляли собой простые одноразовые пластиковые стаканчики с эфиром, поставленные в ямки чуть ниже уровня почвы. Туда и падали насекомые и пауки. Искали больших песочников, их гнёзда, а позднее выводки. Значительная часть взрослых птиц, вернувшихся с зимовки в места гнездования, была окольцована ещё в прошлом году. Для того, чтобы окольцевать, кулика надо поймать. В период насиживания и вода птенцов это довольно несложно. Птица, вспугнутая с гнезда, обязательно вернётся насиживать. В это самое время на гнездо и ставится лучок - небольшая круглая самозахлопывающаяся сеть. Один раз трепыхавшаяся в сети птица (это был самец) металлическим ободом разбила одно из 4-х яиц в кладке. В период же вода птенцов самца можно также поймать в лучок на магнитофонную запись пищащего птенца. Кольцуются взрослые птицы и птенцы на голень (с цевки - потеряет, как показала практика); для того, чтобы птицу можно было узнать в бинокль, мы, в дополнение к металлическому кольцу, вешали на голень комбинацию из трёх цветных пластиковых колец - красных и белых. И птицам этим, а времени было окольцевать и обоих партнёров, присваивали коды. Мерили взрослых птиц и птенцов (клюв, крыло, пальцы, цевка, голень, хвост). Отлавливали уже меченых птенцов от известных пар почти каждый день, делали промеры (возможность проследить рост). Отмечали основные моменты: первой линьки, исчезновения птенцового пуха, подъём на крыло. И наблюдали, наблюдали, наблюдали. Токовые полёты, ухаживания, как птицы строят гнездо ("строят" в данном случае громко сказано, ибо используют они всего лишь гнездовую ямку в лишайнике), когда партнёры сменяют друг друга, куда летают кормиться, сколько времени этому посвящают, через какое время после слёта возвращаются на гнездо... Фотографировали птиц. Плюс к этому, как истинные орнитологи-фаунисты, описывали всю орнитофауну (то есть составляли списки всех встреченных видов с комментариями), искали гнёзда и птенцов, кольцевали других птиц: горного дупеля, бурокрылую ржанку, среднего кроншнепа (у этих "подлецов" ни одного гнезда за весь сезон найти не удалось - уж очень хитрые), песочника-красношейку, черноголового чекана, тундряную куропатку, дрозда Наумана, обыкновенную каменку, монгольского зуйка, обыкновенную кукушку, сапсана, гольцового конька (а вот по этому виду я написал на 3-м курсе неплохую курсовую, материал которой в конце концов, после доработок, вылился в статью в голландском любительском орнитологическом журнале "Dutch Birding", vol. 24, №3, 2002 "Distribution and biology of Siberian buff-bellied Pipit", интересующихся отсылаю на сайт www.dutchbirding.nl)... У гнёзд гольцового конька и черноголового чекана мы сделали засидки, что позволило фотографировать гнездо с птицами, насиживающими и кормящими птенцов, с расстояния в метр (с маленьким телевиком 135 мм)! Засидка представляла собой треножник из лиственничных прутьев, на который была натянута плащ-палатка. Сначала ставили её на значительном расстоянии от гнезда, метров 10, чтобы птицы могли к ней привыкнуть; занимались своими делами. Менее, чем через сутки, передвигали её ближе и ближе (всего "шагов" 5-6) и, наконец, пододвигали на расстояние около метра. Через 0,5 суток можно было в неё залезать, ставить маленький штатив, и - вперёд. Мы ложились в неё на живот, ноги оставались за засидкой. Потревоженные родители возвращались уже минут через 20. Найдя гнёздо с яйцами, делали промеры и гнёзд, и яиц. У куликов птенцы выводкового типа, почти сразу после вылупления птенцы способны самостоятельно передвигаться и искать пищу; самки, выполнив свой материнский долг по откладке яиц и насиживанию, практически сразу потихоньку начинают откочёвывать. С малышнёй остаются верные отцы; они водят своих отпрысков по кормным местам, предупреждают об опасности, согревают своим телом. Я ещё делал геоботанические описания (только так я мог получить зачёт по полевой практике по ботанике), коллектировал растения в гербарий. Минимум мы проводили в горах в сутки часов 6, чаще - 7-9, в горах же перекусывали и возвращались в лагерь по времени в среднем к ужину, часов в 5-9 пополудни. В лагере, недалеко от бунгало, у нас была натянута паутинная сеть, в которую тоже попадались мелкие птички. Большую часть из них мы кольцевали и отпускали, меньшая попадала в коллекцию. Вечером в лагере я занимался ужином, а Томкович чаще всего делал тушки из подстреленных для коллекции птичек, или снаряжал патроны, или писал дневник (про дневник я тоже не забывал). Иногда и я коллектировал птичек, сначала под чутким руководством, позже - более самостоятельно. Хотя таксидермист из меня, мягко говоря, так себе, но всё же я сделал за сезон 5 сносных тушек птичек. Потом, после ужина, мы ещё занимались всякими делами, нужными и очень нужными: что-нибудь чинили, подшивали, писали дневники, опять делали тушки, я разбирался с гербарием, доделывал геоботанические описания. Отходили ко сну часов в 11 - половине 12-го. Здесь уместно остановиться на условиях освещения, а именно - на полярном дне. Мы находились южнее Полярного круга, и солнышко скрывалось от нас каждый день. Но, в общем, в июне и в начале июля в ясную погоду вполне можно читать всю ночь без особого вреда для зрения; в это время и фотографировать можно всю ночь на среднечувствительную плёнку с выдержкой где-то 1/30. Потом уже стало темнее, особенно с конца июля, но всё равно достаточно светло, скажем, для передвижения по тайге или тундре. Не могу сказать, чтобы психологически это сильно напрягало, я не мог заснуть и тому подобное. Положительно сказывались и здоровая усталость, и молодость, и внутренняя выносливость, и то, что я был на Севере летом уже раз, даже за Полярным кругом. Просто, несколько необычная, но не гнетущая, обстановка.
У нас были и дальние походы. Часть из них проходили по горам дальше плато Больших Песочников в течение суток; тогда мы возвращались, скажем, не в 7, а в 10-11 вечера, а иногда и к часу ночи (полярное лето, однако!). Но было три больших похода с ночёвками в горах. Павел Станиславович, неприхотливый и очень практичный мужик, не любил таскать по горам лишние тяжести, и мы отправлялись в такие туры с полиэтиленовой плёнкой, пенками, обычными ватными летними спальниками, но без палатки. И ночевали или под складками местности, или под скалой. Ночью мы скорее пережидали самое тёмное время суток, когда активность птиц сходила практически на нет, чем отдыхали, где-то с 0 до 3-х часов утра. Никогда не забуду первую такую нашу ночёвку. Это было с 14 на 15 июня. Мы легли головами против ветра вниз по склону с уклоном градусов 5, под кусточком кедрового стланика, чтобы меньше дуло, на расстеленные пенки в обычные "летние" спальники, накрылись полиэтиленом, опять же вроде как от ветра. И вот представьте: ветрило, как мелкий московский ураган; несмотря на то, что мы от него несколько защитились, всё равно свистит в ушах. Температура градуса 1,5 (хорошо ещё не мороз!). Правда, ясно. То есть, в принципе, погода для горной тундры далеко не самая плохая. Но глаз я тогда не сомкнул. Часа через 1,5 у меня настолько заиндевели ноги в спальнике и в шерстяных носках, что я придумал одеть на них и завязать сверху свой рюкзак-"пузырь". Несколько помогло. Вторая ночь в горной тундре, со 3-го на 4-е июля прошла на "ура". Мы толком и не пытались спать, а лишь развели костёр и сварганили что-то поесть и чаю. Я настолько устал, а погода была достаточно тёплой, что просто забылся, одетый, как был, лёжа на сплошном лишайниковом ковре, минут на 15 перед тем, как вскипел "чайник". Но вот приближалась третья ночь в горах, 4-5 июля. Мы расположились лагерем среди живописных скал, ужина не готовили, наломали дров на костёр, но, уверенные в хорошей погоде, совершенно беспечно забыли их накрыть. И пошли на маршрут по окрестным горам часа на 3, без пищи. Тут совершенно неожиданно (как всегда и бывает) налетели тучи и пошёл мелкий дождик, принимавшийся пару раз минут на 15. И, что примечательно, уже часа через 2 весь этот дождевой фронт прошёл, как его и не было. Остался ветер и холодрыга. Сами-то мы практически не промокли (но замёрзли на ветру), а вот дрова... Теперь представьте: мы замёрзшие, слава Богу сухие, безумно хочется жрать, а дрова все вымокли. Была пара таблеток сухого горючего, но оно не помогло. Время близится к полночи, становится всё холоднее, ветер не стихает. Томкович с сизифовым упорством пытается развести костёр уже второй час. Тут, признаюсь, я поднял лёгкую панику: я сказал, что ситуация на грани экстремальной, предложил съесть холодную тушёнку и совершить быстрый ночной марш-бросок до дому, до хаты. Мой руководитель со мной не согласился и продолжал попытки развести костёр, как последний спасшийся абориген племени какогохренатебеещёнадо на необитаемом острове Мартышкинтруд. И... выиграл, он добился своего, опытнейший из опытных полевиков, бывалый полярник! Вот в таких ситуациях люди поднимают свой авторитет и устанавливают его практически на гранитный постамент! После этого случая он на порядок вырос в моих глазах как человек, как начальник-руководитель, как вожак стаи! ... в третьем часу ночи мы поели гречки с тушёнкой, попили чаю. И улеглись на довольно плоском, но наклонном камне под скалой высотой метра 3. Против ветра, конечно. И опять накрылись полиэтиленом. Главная проблема была в том, что на этом камне нормально помещались 1,5 пенки, и тот, кто был чуть ниже, должен был прилагать значительное усилие, чтобы не скатиться. "Внизу" сначала, ясно дело, оказался я. Часа через 2 я не выдержал такой дискриминации и вслух заявил об этом. Томкович спокойно поменялся со мной местами, но и это меня не спасло. Мой руководитель же сопел всю ночь, как медведь. Вот воля у человека! Я замёрз тогда, несмотря на относительно тёплую ночь. Не критически, правда. А утро нас встретило солнечной погодой и всё сложилось в тот день з а м е ч а т е л ь н о! Всего в тот день мы нашли и окольцевали: песочника-красношейку с полным выводком (4 птенца), пару средних кроншнепов с выводком, заколлектировали 2-х больших песочников (холостых, без выводков), обнаружили семь ранее окольцованных птиц, из которых один - в прошлом году, у двух из них впервые найдены и перекольцованы выводки, а третий выводок неокольцованного самца мы не стали искать по причине закончившихся колец ("рука бойцов колоть устала!"). А как приятно было отоспаться днём на 20-градусном солнышке!!! Третий большой поход во второй половине июля действительно прошёл спокойно. Было тепло и сухо. Я впервые выспался обе ночи под пологом от комаров.
Мы ходили на небольшие маршруты и по пойме Анадыря, по островам, и один раз, когда нас на моторке довёз Кривошеев, на другой берег реки, по устью реки Балаганчик. В таких местах - галечные косы, ивово-чозениевые густые тугаи - высокоствольные тополёвники с травяным покровом, преимущественно из вейника, по грудь, на другом берегу в предгорьях - мохово-кустарничковая лесотундра с лиственницей и кедровым стлаником. Ходили мы пару раз и к озёрам на нашем берегу, километров за 10. Небольшие неглубокие топкие озёра с заросшими осокой берегами, кругом - лиственничная лесотундра.
Птицы. Тайга. Здесь фоновые виды: сибирская чечевица, дрозд Наумана, малая мухоловка, поползень, пеночки зарничка, таловка и бурая, желна, трёхпалый дятел, сибирская завирушка, сероголовая и буроголовая гаичка, кедровка, обыкновенная кукушка, чечётка, овсянка-ремез, ворон, чёрная ворона, соловей-красношейка (в предгорьях), обыкновенный гоголь (на маленьких озёрах). В пойме Анадыря, как в лиственной тайге, так и на косах и скалах "добавляются" белая трясогузка, малый дрозд, глухая кукушка, каменка, орлан-белохвост (сверху на одном из островов хорошо было заметно гнездо, но подплыть можно только на моторке), жёлтая трясогузка, галстучник, перевозчик, мородунука, белохвостый песочник, серебристая чайка, на скалах - горная трясогузка и воронок, а также сапсан, гнездо которого на скалах, куда он летал, в этом году найти не удалось, весной - пепельный улит, залетает сизая чайка, бургомистр, канадский журавль, большой поморник. На реке, в рукавах и заводях, обитают краснозобая гагара, морянка, длинноносый крохаль, редко - большой крохаль, каменушка. В лесотундре, помимо перечисленных таёжных видов: сибирский жулан, овсянки-крошки, жёлтые трясогузки, зимняк, тетеревятник (встречен только один раз), на маленьких озёрах обитают краснозобые гагары, круглоносые плавунчики, перевозчики, на более крупных озёрах - чернозобые гагары.
Звери. В смысле, млекопитающие. Их, в общем, немного. Про лосей 31 мая я уже упоминал выше. Несколько раз мы их встречали, причём один раз - лосиху с лосёнком. Уже в конце июля в пойме Томкович специально выгнал на меня крупного сохатого из тугайных зарослей; тот остановился передо мной метрах в восьми. С полминуты мы смотрели друг на друга, потом тот медленно развернулся и пошёл прочь сначала шагом, потом мелкой рысью. Я не сразу выхватил фотоаппарат и заснял лося только в... в общем, со спины. Анадырские лоси относятся к колымской популяции, у них очень крупные широкие рога с относительно мелкими отростками; одни такие рога, сброшенные не то в прошлом, не то в позапрошлом году, мы нашли на одном из островов. Северные олени. В горной тундре в нашем районе, очевидно, нет крупных диких стад, и два раза нам попались лишь одиночки. Один раз, в начале июня, судя по всему, безрогая важенка (самка); в другой раз Томкович встретил довольно крупного рогача. В тундре находили оленьи рога, одни я даже думал привезти домой на память. Но раздумал. Зайцы. Здесь обитают некрупные беляки, как в долине, так и в горах. За всю экспедицию Томкович подстрелил четырёх - неплохое подспорье в нашем тушёночно-крупяно-макаронном рационе. Хотя зайчатина мне не нравится. Пищухи. Забавные зайцы, больше похожие на грызунов. Любимые места их обитания - каменистые россыпи. Пищат они громко и отрывисто. Наши обоюдные отношения можно охарактеризовать как нейтральные. Теперь о грызунах. Суслики. Здесь живут крапчатые суслики, или евражки. Очень симпатичные зверьки. Их немного, но в горной тундре встречаются регулярно. Одного, явно молодого, я сфотографировал (он меня почти не боялся и, можно сказать, позировал) на плато Больших Песочников. Бурундуки. Забавные зверьки. Они здесь серые, а не буро-рыжие, как на большем протяжении ареала. Один раз я, заходя в продуктовую палатку, услышал в ящике с галетами (их там оставалось уже немного), стоящем на столике у открытого окна, странную возню. Это бурундучок решил поживиться. Он, увидав меня, заметался; я уже готов был его схватить, не подумав о цепких зубах грызуна. Но у фанерного ящика разошёлся один край, обращённый как раз к окну, именно туда и сразу в окно вылетел наш симпатичный воришка. В другой раз бурундук (может, тот же самый) навёл "порядок" в дуплянке, где загнездились малые мухоловки, вывешенной на лиственнице ещё в прошлом году. Мыши и полёвки. Любимые звери Кривошеева (сколько же он их переловил ловушками, но всех оставлял в живых, подкармливал, если не холил и лелеял!). Основные виды, кажется - лесная мышь, красно-серая и красная полёвки. Мы ни разу не встречали снежных баранов, в принципе обитающих в этих местах. Что можно сказать об этих животных? Это, действительно, эндемики, живут на склонах гор на юго-западе Чукотки, в Магаданской области и в восточной Якутии. Их мало и они занесены в Красную Книгу России. Теперь о хищниках. Медведей мы один раз видели и один раз слышали. Видели на острове, среди невысоких отдельных кустов ив, метров со 150-ти. Мы подошли с подветренной стороны, поэтому остались незамеченными, зато сами медведей хорошо разглядели в бинокли. Это была явно семья: папаш, маманя и, по-видимому, прошлогодний пестун. Не спеша так прошли курсом, параллельным с нашим, ища и обкусывая молодые веточки ив. Слышали в конце июля, ночью, уже довольно тёмной (хотя, что такое темнота ночи, я уже стал подзабывать), недалеко от лагеря. Метрах в 100-150, явно внизу, у речки, кто-то порычал, порычал и перестал. Волки в принципе есть в этих местах, но их очень мало и живут они локально. Не видели ни разу. Наконец, о куньих. Росомаха. Рассказывают местные жители, да и магаданцы, о ней всякое. Иной раз трудно отделить быль от небылиц. В общем, сильный, действительно свирепый и зачастую отчаянный зверь. Ожидать от него можно всякого, а от его пасти... Не встретилась нам за сезон ни разу, но в летнике Кривошеева хранится череп росомахи, добытой им несколько лет назад. Зубки, я вам доложу!.. Соболь. Их мало здесь, но мы видели одного в горной лесотундре недалеко от лагеря. Он нас не очень-то испугался, свалил, конечно, но без особой прыти. Он был очень тёмный и пушистый, даже летом. Наверное, ни разу в своей жизни не видел людей. Горностай. Довольно обычен, встречается регулярно. Один жил под камнями рядом с нашей тропинкой на плато; я его даже сфотографировал.
Рыбалка. Только после половодья она стала возможна. Ловля хариуса - довольно увлекательное занятие. Прежде всего, не нужны поплавок и наживка. Берёте неслабое грузило, к концу лески, обязательно на поводок, привязываете двойник или, лучше, тройник-пятёрку, на который наматываете небольшой кусочек красной тряпочки или ниток, которые, в свою очередь, обвязываете чёрной ниткой. Длина удилища особого значения не имеет, а если ловите с лодки, то можно вообще обойтись без него. Всё, снасть готова. Забрасываете её максимально вниз по течению и рывками начинаете вести снасть против течения. Почувствовав рывок, подсекаете - и вот уже хариус бьётся на гальке или в лодке. Таким образом наловить несколько рыбин по 200-800 г где-нибудь за полчаса не составляет большого труда. Иногда клюнет щука, редко, но попадаются сиги. С начала июля на нерест вверх по реке идёт кета. Конечно, это не Камчатка и не Приморье с Сахалином, но при наличии сети без улова вы не останетесь. Так что, поели и рыбки, и красной икры. Я засолил три балыка кеты и привёз домой. Также мы готовили консервировали икру. Делается в полевых условиях это так: достаёте икру в плёнках из туши и продавливаете икринки сквозь сетку со средней ячеёй, соизмеримой с размером икринок, в марлю, уже сразу погружённую в тузлук (крепкий соляной раствор). Главное в данном процессе - удалить плёнки. Вымачиваете икру в тузлуке минут 15, после чего вывешиваете марлю с икрой в сухое тёплое место, желательно на солнце. Через сутки икра готова к употреблению. Потом поместите икру в банку и залейте растительным маслом так, чтобы оно покрывало икру где-то на 0,5 см; сверху банку можно плотно обвязать полиэтиленом. По две 800-грамовые банки мы с Томковичем привезли домой. Вообще говоря, у местных жителей кета в верховьях Анадыря как рыба практически не ценится, ею кормят собак. К верховьям такой крупной реки она приходит на нерест уже ослабленная, нежирная. Щука - на втором месте по ценности с конца, хариус - где-то на третьем. Хариуса часто слегка присаливают и едят в охотку практически сырого. В верховьях Анадыря ценятся сиги: из крупных - муксун, нельма, из мелких - валёк, пыжьян; арктические гольцы: мальма, кунджа.
"Подножный корм". О зайчатине и рыбалке я уже говорил. Из экзотичного: никогда не пробовали омлет из яиц большого песочника? А мы с Томковичем пробовали! Не подумайте ничего дурного, просто он заколлектировал кладку из 3-х яиц, брошенную птицами по непонятным причинам. Выдул содержимое трубочкой и поместил в банку. Мы добавили сухого молока, на сковородке разогрели подсолнечного масла. В общем, яйца, как яйца, только очень мало. Теперь о растительной пище. В начале июня, по весне, мы делали витаминный салат из молодых побегов паррии (сем. Гречишные, соцветия розового цвета, кисть - маленькие такие свечки) и иван-чая. С подсолнечным маслом, подсоленные, они заменяли нам зелень. Томкович говорит, что для эскимосов весной эти растения - первейшее лекарство от авитаминоза. Зелёный дикий лук, если быть точным, лук прямой, рос в одном месте на острове. Его в небольшом количестве мы включали в рацион с начала июля. Ягоды. Со второй половины июля поспела голубика, самая массовая ягода. Она здесь растёт в тундре почти везде, но её мало в тайге. По сравнению с голубикой на болотах в средней полосе России она имеет карликовый вид, но ягоды у неё вовсе не карликовые. Её столько и встречается она почти повсеместно, что съесть можно сколько хочешь и даже немного больше. Про запас. До оскомины. Встаёшь минут через 15 с такой полянки, проходишь метров 100 по своим делам, стараясь не смотреть под ноги. Потому что дал себе внутреннее слово: "Всё, никакой голубики больше! Ведь не сделано ещё это, то и вот это!..." Но глаза невольно опускаются, когда видишь перед собой голубичную поляну с такими крупными ягодами, что грех!... И всё начинается заново. В общем, Blueberry hill и Blueberry fields forever! Тем не менее, Кривошеев, у которого существовала своя пятибалльная "шкала" для определения урожая голубики в текущем году, дал ему оценку "2"; в прошлом году, говорит, было на "тройку". Других ягод было на порядок меньше. На втором месте явно была красная смородина. Типичный таёжный кустарник. В предгорьях её немного, но местами она образует заросли на островах. На третьем месте - чёрная смородина, называемая местными "охта". Она не такая, как наша садовая, я бы сказал, более восковатая и менее кислая. Растёт исключительно на островах среди зарослей смородины красной. Далее следуют "веснянки": прошлогодняя клюква и брусника. Это только по весне и только в горах. Причём здесь распространена клюква мелкоплодная, которая отличается от привычной нам, пожалуй, действительно только размером ягод. Из экзотики - княженика. Распространена только на Дальнем Востоке, есть ли она в Приморье, не знаю. Травянистое небольшое растение, растёт только в пойме в тенистых лиственных тугаях, густых зарослей не образует. Ягоды некрупные, сердцевидной формы, от розового до тёмно-фиолетового. Вкус - специфический (очень вкусно, в смысле). Главный недостаток - её никогда не бывает много. Можжвеловые ягоды. В одном месте в тайге, в пойме ручья, недалеко от вертолётной площадки, рос можжевельник. Мы набрали немного ягод. Как вы думаете, для чего? Правильно, чтобы сделать из нашего противного технического спирта некое подобие английского джина! Получилось неплохо. Грибы. Пошли со второй половины июля. Самые массовые - подберёзовики и маслята. Попадались ещё и подосиновики. Растут практически везде, кроме тугайных пойменных лесов и лишайниковых тундр. Специально мы их не собирали. Но постоянно жарили-варили, и даже засушили немалое количество на крыше нашего бунгало.
Комары. Очень весомый фактор. Примечательна дата их массового появления: 18 июня. До этого за несколько дней они появлялись как бы отдельными небольшими "отрядами", "авангардом". После же этой даты и до нашего отъезда они давали прикурить. Нас очень спасла посадка в Чуванском (см. выше), где я прикупил несколько тюбиков просроченного "Редета" в местном сельпо почти за бесценок. Несмотря на истекший срок годности, он оказался действенным, его хватало часа на 2, что для лесотундры вполне приемлемо. Дело в том, что в Москве в ту весну с репеллентами был дефицит, во что сейчас трудно поверить. Мы с Томковичем нашли лишь какой-то немецкий спрей в ГУМе и закупили всего 2 флакона. Такое ощущение, что это был одеколон, а не репеллент - на чукотских комаров он слегка действовал в течение минут 10-ти. Но мы ему всё же нашли достойное применение. В сортире, ибо когда делаешь большое дело летом в тайге, проблема комаров становится о-о-очень актуальной. А воспользоваться кремом или жидкой эмульсией в такие моменты как-то, сами понимаете, не сподручно. Спрей как препаративная форма в такие моменты очень выручает. Кое-какие запасы отечественного "Оксафтала" были в бунгало, но он же был сильно промороженным! Хотя помогал... чуть-чуть. Всякие там антикомариные сетки, прикрывающие лицо днём, хоть и помогают, особенно промазанные "Оксафталом", но в них ведь так неудобно. Да, и спали мы в нашем бунгало под пологами из марли. Технология проста: быстренько залезаешь под него, в течение 5-15 минут уничтожаешь в этом полузамкнутом пространстве всех комаров и лишь потом с чувством выполненного долга лезешь в кукуль. Жгли японские пиретроидные спиральки, но толку от них было мало. Вообще, если брать ландшафты, то в порядке убывания плотности комаров на кубический сантиметр воздуха я расположил бы их таким образом: пойменные лиственные леса из ивы-чозении-тополя, низинная лесотундра, лиственничная тайга, горы. В том, что в горах их меньше всего, нет ничего удивительного: там и прохладно, и ветер их часто просто сдувает, и поживится им можно немногим (то есть немногими). А вот пойменные леса - это, действительно, абзац и караул. Будь вы хоть трижды намазаны или обрызганы, они обязательно найдут щёлочки в вашей одежде. Комары здесь некрупные, в среднем, такие же, как в средней полосе Европейской части России. В отличие от, скажем, колымских комаров, познакомиться с которыми мне довелось на Анюе в 1990 году. И ещё один примечательный момент. Мы рассчитали критическую температуру, ниже которой активность комаров сходит на нет : +6 0С. Пожары. Слава Богу, нас миновала чаша сия. Но, вообще, эта тема весьма актуальна, особенно в засушливые лета. Горит, причём, преимущественно тундра, а не тайга. Ибо в тундре сухому ягелю и другим лишайникам вспыхнуть - три секунды. В тайге всё же как-то более влажно. Пожары начинаются, как правило, во второй половине июля. И тогда над тундрой появляются клубы белого дыма. Но всё же дым постепенно спускается, и оказывается внизу, в долине. Тогда опускалась белёсая дымка, а иногда мгла. И окрестные сопки становились невидимыми, не то что, скажем, противоположный берег. В воздухе пахло гарью, а в отдельные годы и дни начинало щипать глаза и становилось трудно дышать. Спасенье от этого - только продолжительные дожди. В тундре, когда были пожары на окрестных сопках, мы видели вертолёт, единственный раз после нашего прибытия; он тащил какую-то ёмкость. Потом он явно опорожнил её содержимое, и вместо белого из места горения повалили клубы чёрного дыма. Отчего возникают пожары? Судя по словам Томковича, основная причина - человеческий фактор. Брошенная непогашенная "Прима", незатушенный до конца костёр... Наконец, часто тундру поджигают сами пожарные Анадырского отряда. Чтобы не остаться без работы. Каковы их последствия? Даже на нашей тропинке на плато Больших Песочников был участок старой гари. То есть, мохово-лишайниковый, травяной, кустарничковый и кустарниковый ярусы уже нормально восстановились, но остались горелые торчки лиственниц и кедрового стланика. Когда здесь мог быть пожар? Кривошеев говорил, что давно. Не ближе лет пятнадцати назад. Вообще места старых гарей заметны издалека на сопках, особенно во второй половине июля. Угадываются они по приятному розоватому ковру из зарослей иван-чая.
Баня. Приятное и нужное времяпрепровождение. Если бы не дыры в палатке, которые мы до конца не успели залатать! Но и так был сносный жар, градусов 50-60.Топить баню нужно было часа 4, не меньше. И очень приятно выскакивать из неё и нырять в реку, там поплавать с минуту (больше не поплаваешь) и опять в неё заскакивать. То есть, получалось, мы даже купались в Анадыре. А вода в реке в самые жаркие июльские дни была градусов 12.
Местное население. Единственный нормальный путь сообщения здесь - река. Люди из Марково и кое-кто из посёлков выше по Анадырю знали, конечно, что в этом месте находится лагерь Кривошеева, которого они между собой прозвали Мышеедом. Многие из них знали уже и Томковича, проведшего здесь летний полевой сезон в прошлом году. До того, как приехал Кривошеев с дочкой в начале июля, мы видели людей четырежды. Один раз, где-то в середине июня, уже после половодья, к нам зарулили на моторке Лебедев, метеоролог с ближайшей метеостанции, о которой я писал выше, с двумя эвенами. Просто подплыли, перекинулись парой слов, и отчалили. Второй раз в конце июня к нам причалили трое молодых парней из Марково, после охоты, очень уставшие. С одним из них мы познакомились в Анадырском аэропорту. Почти сразу они завалились спать в нашем бунгало. Мы их оставили и спокойно ушли на маршрут в горы. Вечером я вернулся сначала один, а Томкович немного задержался. Вчетвером мы сготовили ужин. Томкович потом укорял меня, что я пожарил им картошки, которой у нас уже оставалось немного. Но ребята дали нам немного рыбы на уху и оставили буханку хлеба, а Вовке, с которым мы коротали время в Анадырском аэропорту, я передал письмо домой, чтобы он бросил его в почтовый ящик в Марково. К слову, именно оно дошло тогда поразительно быстро, недели за полторы. В начале июня к нам в гости пожаловал местный охотник-промысловик, пожилой уже хохол Виктор Перепелица, у которого избушка выше по Анадырю километрах в 15-ти. Просто немного поговорили; он ехал на моторке из Марково и оставил нам буханку свежего хлеба. Вообще, хлеб в безлюдной тайге, как я понял, весьма ценная валюта, не уступающая водке (!). Второй раз он посетил нас в самом начале июля, как раз, когда мы собрались в большой поход в горы на несколько дней. Он был уже навеселе и привёз целую литровую бутылку водки. У него просто было хорошее настроение, пошёл разговор "за жизнь", он угощал нас, но при этом сам выпил где-то 3/4 бутылки (!). Часа через полтора он пошёл, поддерживаемый нами, к моторке. Залез в неё, улёгся на переднее сиденье, попросил меня завести ему мотор, а сам захрапел. Я дёрнул пару раз тросик, но "Вихрь" не завёлся. И очень хорошо, что он не завёлся! Что могло бы быть, если бы мотор всё же заработал, Перепелица проснулся и попытался бы отплыть в этом состоянии, лучше не гадать! Мы положили нашего гостя на скамеечку в бане, заботливо подложив под голову его телогрейку. Потом, когда вернулись из похода через три дня, нашли в погребе две буханки...
Домой! И вот, наступило 3 августа. За нами из Марково приехал магаданский ихтиолог, молодой парень. Он долго хвастался тем, что ему удалось в Магадане урвать новый "Вихрь", лодочный мотор. Непростыми путями, через знакомых и по записи (ах, этот дух застойных советских времён!). Мы отметили отъезд и поехали. Погода была замечательная. Ходу от лагеря "Балаганчик" до Марково, по-хорошему, 4 часа. Минут через 40 новенький "Вихрь" начал чихать, а ещё минут через 20 заглох. Бензина было достаточно. Саня, так звали этого парня, слегка пошаманил над мотором, и тот завёлся снова, но ненадолго. Хорошо ещё, двигались мы вниз по течению. В общем, подкузьмил моторчик. "Новый "Вихрь", новый "Вихрь!"". Шедевр, понимаешь, разваливающейся отечественной промышленности! Два раза Санёк его разбирал, чуть не полностью, и вновь собирал, пока нас потихоньку сносило вниз и мы с Павлом Станиславовичем подруливали вёслами. Добрались кое-как, часов за 6.
В Марково, в балке, мы спали в кукулях, не развешивая пологов. И в ту ночь, помню, спать не дали комары. Тлеющая японская спиралька никакого действия на них не оказывала. На следующий день сходили на небольшую экскурсию вдоль Анадыря. Было тепло. Была идея съездить на вездеходе за грибами в лесотундру, но не собрались. Вечером Ан-24, старый добрый винтокрылый труженик, по расписанию доставил нас в Анадырь. Августовская тундра сверху на вечернем солнце приобретает удивительные краски. В Анадыре мы ещё пару раз ходили через свалку и достигли берега лимана. Морская вода в нём имела какой-то неприятный бурый цвет. На память я собрал на песчаном берегу пару крупных раковин мидий.
6 августа. Рейс Анадырь-Москва задержан всего часов на 5 по погодным условиям. Погода в тот день, действительно, была хмурая и противная. Но в полшестого вечера объявили посадку. Народу, в отличие от майского рейса сюда, набрался полный салон. Лайнер, Ил-62, вершина отечественной авиатехнической мысли начала 1960-х, выруливает на взлётную полосу. Останавливается, чтобы сделать ритуальное омовение шасси из шланга. Взлётная полоса довольно коротка, поэтому берём "с места в карьер". Летим! Под крылом виден, как на ладони, Анадырский лиман, река Волчья, дальше - извилистый Канчалан. О, Чукотка! Увижу ли тебя ещё когда-нибудь, ступит ли моя нога на твою землю, ставшую такой близкой за эти месяцы?
Потом земля скрылась за плотной пеленой облаков, которые рассеялись только часов через 6, где-то к Котласу. После обеда мне удалось даже поспать в сиденье. В Москву прилетели около 8-ми вечера, было тихо и жарко.
